В 1901 году я поступил в реальное училище в одном из городов Центральной России. В 1905 году вступил в нелегальную организацию партии эсеров, работавшую в том же городе. В 1906 году, 1 марта, я был арестован «за принадлежность к преступному сообществу» по обвинению в преступлении, предусмотренном 2-й частью 102 ст[атьи] Уголовного уложения.

После девятимесячного предварительного заключения в ноябре 1906 года приговором Саратовской судебной палаты был присужден к 3 годам заключения в крепости, причем время предварительного заключения (9 месяцев) мне зачтено не было. По освобождении из тюрьмы я поддерживал связи с организацией в течение последующего времени. В начале войны я был на военной службе. После 1-й революции я как старый эсер был привлечен к работе Керенским в Смольном по охранению революционного порядка. Немедленно после Октябрьской революции (1917 г.) я под фамилией Якшина был назначен в Петроградскую ЧК на должность помощника уполномоченного Особой группы, причем на мне лежали обязанности по борьбе с контрреволюцией. За это время мною в Петрограде были раскрыты две фабрики фальшивомонетчиков, организация контрабандистов, скупщиков краденого и спекулянтов.

В марте я был назначен в Москву в ВЧК на должность уполномоченного Особой группы секретно-оперативной части ВЧК, причем на моей обязанности лежали борьба с контрреволюцией и преступлениями по должности. В этот период времени мною была раскрыта вся организация, сделавшая знаменитый взрыв в Леонтьевском переулке (анархисты) , за что получил от Реввоенсовета республики золотые часы с надписью: «Т. Якшину за борьбу с контрреволюцией от Реввоенсовета республики» и назначен в 1919 году в январе месяце на должность особоуполномоченного Центрального управления Особых отделов Южного и Юго-Западного фронтов, находящегося в г. Харькове, Губернаторская ул., д. 14. Начальником Управления состоял Ефим Георгиевич Евдокимов, секретарь Семен Семенович Дукельский, начальником активной части состоял Михаил Петрович Фриновский (родом из Краснослободска, Пензенской губернии). В то же время председателем ВУЧК (Всеукраинской чрезвычайной комиссии) в Харькове, Мироносицкая площадь, д. 7, состоял Василий Николаевич Манцев. Надлежит отметить, что Центральному управлению Особых отделов Юж[ного и] Юг[о]-3ап[адного] фронтов, в коем я состоял, приданы были функции учреждения, имеющего право контролировать и наблюдать действия не только ВУЧК, но и самого Совнаркома (например, произведенный мною обыск и арест служащих в канцелярии председателя Совета народных комиссаров Раковского, уличенных в преступлениях по должности и т.д.). После окончания гражданской войны Центральное управление Особых отделов Южного [и] Юго-Западного фронтов и все подчиненные последнему Особые отделы были расформированы, и личный состав был размещен по соответствующим ЧК. Но Центральное управление вошло в состав Всеукраинской чрезвычайной комиссии под названием Особого отдела Всеукраинской чрезвычайной комиссии, и начальником последнего был назначен Евдокимов, а я был назначен начальником Закордонного отдела Особого отдела Всеукраинской чрезвычайной комиссии. Мне было предложено организовать Закордонный отдел.

На меня как начальника Закордонного отдела была возложена задача установления наблюдения за антисоветскими тайными группировками и организациями в целях парализования их вредной деятельности в пределах советской России, а также освещение деятельности иностранных разведок внутри и за границей.

В частности, в задачи Закордонного отдела, во главе которого я стоял, входило мало того что разрушение планов антисоветских организаций, но и внедрение в массы всех народов идей, полезных для Советов. По распоряжению Москвы я обязан был разместить тайных резидентов в Европе и Малой Азии (главным образом, Германия, Польша, Румыния, Балканы, Турция), освещать через этих резидентов возможные для использования большевиками политические моменты, а также для внедрения в иностранную прессу составляемых в Москве и Харькове подтасованных сведений, сводок и сфабрикованных документальных данных.

Для этой работы я воспользовался левой фракцией «Поалей-Цион», существовавшей в то время в Сов[етской] России под именем ЕКП (Еврейской коммунистической партии) с Центральным комитетом в Москве, Кузнецкий Мост, д[ом] 14.

Предварительно я вступил в официальные переговоры с председателем Еврейской компартии Авербухом, проживавшим в Москве, и председателем комитета Евр[ейской] компартии Правобережной Украины Самуилом Бездежским и Брайхманом (псевдоним по ЧК — Владимировский), резидентом в Берлине.

После ряда совещаний с этими лицами выяснилось, что организация, во главе коей стоят Авербух и Бездежский, является организацией мировой, имеющей колоссальные связи во всем мире, уже работавшей для Разведывательного управления Революционного военного совета республики и имеющей уже готовый разведывательный и оперативный аппарат с многочисленным штатом во всех странах. Оба указанные лица были приглашены мною на службу: Авербух — в качестве моего помощника по закордонной части, Бездежский — в качестве уполномоченного с местопребыванием в Киеве и секретарь ЦК Евр[ейской] компартии Геринг в качестве уполномоченного в Одессу.

При переговорах по этому поводу Авербух, предъявивший мне мандат своего ЦК ЕКП, каковым уполномочил Авербуха вести со мной переговоры эти, вначале предложил мне всю разведывательную и информационно-оперативную работу вести через ЦК ЕКП, т[о] е[сть] вся ответственность за всю работу должна быть возложена на ЦК Евр[ейской] компартии как юридическое и ответственное лицо, а не на отдельных членов ЕКП. Однако от этого предложения я отказался и предложил работать в моем отделе на положении обыкновенных сотрудников ВУЧК, на что они и согласились.

Сделал я это потому, что при такой системе ведения работы легче контролировать деятельность отдельных сотрудников. Мною были утверждены составленные ими проекты схем резидентур за границей, связи, переправ и штаты сотрудников. На всю эту оперативно-разведывательную работу за границей мною отпускалось под отчет периодически и ежемесячно вперед золотыми монетами, платиной, бриллиантами и другими ценностями на сумму около 100 000 руб. (золотом). Таким образом, открылась работа тайных резидентур в Константинополе, Польше, Румынии, Балканах и в Берлине.

На основании донесений этих резидентов моей канцелярией составлялись сводки в нескольких экземплярах, которые представлялись лично председателю ВУЧК, председателю Совнаркома Раковскому и отправлялись в Москву в ВЧК.

Летом 1922 года в Польше произошел арест всего состава Закордонного отдела Центрального комитета КПБУ (Коммунистической партии большевиков Украины), вследствие чего последовал дипломатический конфликт с Польшей и обмен нотами Польского правительства и НКИД (Народного комиссариата по иностранным делам). Польша потребовала немедленной ликвидации всех закордонных отделов на территории Украины и Центр[альной] России. Раковский уведомил польское прав[итель]ство, что требование это будет исполнено. На самом деле все осталось по-прежнему, и лишь вверенный мне Закордонный отдел был переименован в 5-е отделение Особого отдела ВУЧК, во главе которого я и остался. Функции и задачи этого учреждения остались те же самые.

После установления дипломатических сношений с Польшей и с большинством европейских стран, куда выехали полномочные представительства в апреле 1922 года, ВУЧК было переименовано в ГПУ (Государственное политическое управление), а вверенное мне 5-е отделение было переименовано в Иностранный отдел секретно-оперативного управления ГПУ, во главе которого я и остался, исполняя те же обязанности и задачи. Одновременно со мной во главе такого же учреждения в Москве в ВЧК был поставлен сначала Могилевский, потом Трилиссер. Часть нелегальных переправ и лиц, обслуживающих связи, была упразднена и заменена дипломатическими курьерами, а значительная часть резидентов была назначена на легальные должности советников и секретарей полпредств. Ввиду обнаружения колоссальных злоупотреблений пограничных властей, в том числе пограничных Особых отделений ГПУ, Разведывательного управления Реввоенсовета республики и т.д., каковые учреждения производили хищения и злоупотребления, как, например, один из заведующих нелегальных переправ — Айзенштейн по кличке «Лихой» — один из лучших моих сотрудников, как оказалось, занимался тем, что периодически грабил и убивал беженцев, проходивших через его район, куда он сам же их заманивал возможностью за дешевую цену их переправить тайно за границу, а потом трупы их бросал в колодезь, причем при расследовании оказалось, что он убил более 450 человек беженцев, в том числе женщин и детей, трупами коих был набит один из самых глубоких колодцев до самого верха. В деле оказался замешанным начальник Разведывательного управления Реввоенсовета республики — Северный (настоящая фамилия Менахес), который пользовался результатами работы Лихого, получая от последнего проценты с убитых и ограбленных и всевозможные товары и спиртные напитки, переправляемые Лихим контрабандой из Польши. Ввиду того, что все эти лица являются партийными, дело о Северном было замято, а вслед за сим было замято и дело о Лихом. Северный получил даже повышение — он был назначен членом коллегии ГПУ под видом «контакта» работы ГПУ и Разведупра.

В тот же период времени было обнаружено хищение казенных и подотчетных сумм и подлоги целого ряда сотрудников ЕКП, состоящих на службе у меня в Иностранном отделе. Мною была послана ревизия в Киев и Одессу во главе с моим уполномоченным Абрамовичем и Мартиросовым, которые установили грандиозные преступления по должности, причем из арестованных по моему приказанию сотрудников только один беспартийный матрос Никонов умучен в тюрьме, остальные же (члены Еврейской компартии) по предложению ЦК РКП были немедленно освобождены, а часть казенных сумм была покрыта по счетам.

При расследовании оказалось, что большую часть казенных подотчетных сумм, кои мною им выдавались, они вносили прямо в ЦК ЕКП для нужд последней и лишь незначительную часть сумм расходовали на заграничную работу Иностранного отдела. Свои же сведения они получали и дезинформационный материал помещали в прессу, пользуясь своими мировыми связями, каковые операции не требовали тех громадных сумм, которые они выставляли в своих отчетностях.

Ввиду злоупотреблений должностных лиц на Правобережной Украине и появления там повстанческих отрядов, ГПУ Украины выделило от себя Полномочное представительство во главе с Евдокимовым в Киев, и я переехал туда со всем Иностранным отделом, оставаясь в должности начальника последнего.

1 января 1923 года я был назначен на должность заведующего Украинским отделом Полномочного представительства УССР в Германии с оставлением обязанностей и функций начальника Иностранного отдела ГПУ. Народный комиссар иностранных дел Яковлев лично заготовил мне дипломатический паспорт на другое имя, а именно Сумароков, а начальником ГПУ Украины Балицким и нач[альником] Контрразведывательного отдела Ивановым (за их подписями) мне был выдан особо секретный мандат, в коем были изложены мои права и обязанности (начальника Иностранного отдела ГПУ), каковой мандат я имел право предъявить только полномочному представителю УССР Аусэму (в Берлине), официально занимавшему должность полномочного представителя УССР в Германии, а в действительности состоявшему резидентом ГПУ, а также начальнику отделения Иностранного отдела ОГПУ в Берлине Степанову (работавшему от Москвы). Одновременно мне был выдан аванс в сумме 50 000 долларов под отчет на работу в Германии, по израсходовании какового аванса я должен был истребовать новые суммы из Харькова, а в срочных случаях имел право получать кредиты из кассы Полномочного представительства.

По прибытии в Берлин я явился к полномочному представителю УССР Аусэму (Кронпринцен Уфер, 10), который на основании предъявленного мною ему указанного выше мандата ГПУ назначил меня 2-м советником Полномочного представительства УССР в Берлине. Он же сдал мне все дела, денежную отчетность и секретную агентуру по ГПУ, которую он вел до меня, и я приступил к изучению материалов, ознакомлению с секретными сотрудниками и проведению данных мне задач. (Между прочим, все материалы, сданные мне Аусэмом, находятся у меня на руках.)

5 июля 1923 года произошло слияние полномочных представительств УССР (Кронпринцен Уфер, 10) и РСФСР (Унтер Ден Линден, 7), причем Аусэм был назначен заместителем и старшим советником полномочного представителя РСФСР в Германии Крестинского, а я был перемещен на официальную должность заведующего Украинским отделом Полномочного представительства РСФСР (ныне СССР) в Германии (Унтер Ден Линден, 7), сохраняя обязанности и права начальника Иностранного отдела ГПУ УССР. В число обязанностей моих, между прочим, входила выдача разрешений на право въезда на Украину, а также разрешение на въезд в Россию граждан, родившихся на Украине, а также амнистия лиц, участвовавших в гражданской войне и состоявших в белых армиях.

1 августа 1924 года я из разрешенного мне двухмесячного отпуска не вернулся. Дело в том, что вокруг моей работы создалась такая паутина интриг, доносов, клеветы и лжи, благодаря тому, что я [имел] возможность, жить, во-первых, за границей, во-вторых, имел возможность распоряжаться громадными суммами и ценностями, что я больше вынести не мог. Этому способствовало еще то обстоятельство, что председатель Коминтерна Зиновьев во что бы то ни стало захотел посадить на мое место своего родственника. Все это вместе взятое заставило меня перейти на нелегальное положение.

Несмотря на все случившееся, я продолжаю поддерживать связи с Москвой и Харьковом, хотя и нелегально, но весьма интенсивно.

Доказательствами моей работы в течение 7 (семи) лет в органах ГПУ является, во-первых, — мой дипломатический паспорт на имя Михаила Георгиевича Сумарокова с моей личной фотографией, во-вторых, — Персональ Аусвейс с такой же фотографией, выданный Полномочным представительством УССР в Германии с регистрационной отметкой Министерства иностранных дел (Германии), в-третьих, — удостоверение личности, выданное М[инистер]ством иностр[анных] дел (Германии), что я состою на дипломатической службе СССР, письмо за №2 за подписью начальника Контрразведывательного отдела Иванова с приложением копии письма за подписями председателя ГПУ Балицкого и Иванова, адресованного начальнику Иностранного отдела ОГПУ (Общесоюзного ГПУ) Трилиссеру по поводу моего утверждения в должности. В частности, по поводу дезинформационной деятельности Иностранного отдела ВЧК (а позже ГПУ), в котором я работал, должен объяснить: те громадные мировые связи, которыми обладали привлеченные мною к работе резиденты за границей, позволяли советскому правительству использовать в своих нуждах иностранную и русскую зарубежную прессу.

Нашими резидентами и их секретными сотрудниками был привлечен в свою очередь целый ряд журналистов, которые по заданиям ВЧК (ГПУ) и Коминтерна на известных условиях обязаны были помещать в прессе те или иные статьи, сведения и документы, которые составлялись и редактировались ответственными работниками центров.

Такая дезинформационная работа велась и ведется исключительно заграничными отделами наших центров. Искусственно создавались как в самом СССР, так и за границей различного рода организации якобы антисоветского направления, которые и должны были раздражать общественное мнение против антисоветского движения. Одним из главных теоретиков постановки такой работы был приглашенный ГПУ в качестве секретного сотрудника бывший жандармский генерал царского правительства Михаил Комиссаров. Только после расшифрования его белыми эмигрантами ему и его помощнику Чайкину пришлось уехать из Европы в Америку с теми же заданиями. Таким же сотрудником был Венгеров, французский полицейский чиновник Бенуа, работающий и доныне по заданию ГПУ, и числившийся в моей резидентуре по Константинополю и работающий ныне у румынского правительства, именующий себя доктором студент Богомолец, австро-венгерский подданный Аугенблик, именующий себя Владимиром, два брата Гринкруг, журналист Раковский, журналист, именующий себя Алмазовым, Панхусович, Горвиц-Самойлов, именующий себя Владимиром, Брайтман и друг[ие].

ВЧК (ГПУ) не только отдельным журналистам платила деньги, но и содержала на свой счет целые редакции, списки коих и имеются в наших сводках.

Моими разъездными резидентами по Константинополю были Виленский и Михельсон, которые через свои связи помещали в прессе статьи, материалы и документы, изготовленные Москвой и Харьковом и пересылаемые или через меня, или тов. Дукельского, состоявшего тогда председателем Одесского губернского отдела ГПУ.

Виленский и Михельсон имели постоянных секретных сотрудников по всей Европе и Америке, с которыми поддерживали периодическую и систематическую связь.

Кроме указанных выше: Алмазова, Брайтмана, Горвиц-Самойлова и других, очень большую помощь оказывал некий Герман Бернштейн родом из Могилева, помещая пересылаемые ему материалы, сведения, документы, статьи и заметки в корреспондируемые им газеты.

Бернштейн получал эти материалы из Москвы и из Харькова через наших сотрудников и агентов-резидентов, ставил известные условия, которые не всегда нами в ГПУ принимались.

Ему обычно поручалось проведение газетной кампании по Америке, где он имел наибольшие связи, в пользу подготовки общественного мнения к признанию Советов и дискредитированию эмигрантов и антисоветских общественных деятелей.

Примыкая по своему прошлому к партии левых социалистов-революционеров, Бернштейн имел много партийных товарищей среди верхов коммунизма, состоящих частью из бывших левых эсеров.

Однако связь с Бернштейном, а равно и с другими подобными же секретными сотрудниками оберегалась Москвой самым тщательным образом.

Бернштейн, чтобы подчеркнуть свою независимость от Советов и для наилучшего законспирирования своей работы, прибыв в Берлин, стал, по нашим заданиям, добиваться от советского правительства визы на въезд в Россию, когда же им был официально получен отказ в этой визе, о чем он, между прочим, был ранее поставлен в известность, немедленно поднял по всей прессе шум по поводу этого отказа ему в визе советского правительства, что весьма способствовало укреплению его положения в антисоветских кругах.

В то же самое время Вустрему (он же Лобанов), тогда бывшему помощником Степанова и заведовавшему отделом ОГПУ в Берлине (от Москвы), было поручено сообщить Бернштейну, что он не может быть впущен в СССР даже под чужой фамилией. Дело в том, что ВЧК (а впоследствии ОГПУ) не всегда было довольно деятельностью Бернштейна, так как последний проявлял чрезмерную алчность — требуя слишком больших гонораров, или же пытался видоизменять редакции тех статей и документов, чего абсолютно не допускало ОГПУ. Бывали случаи, что Бернштейн не оправдывал полученных им авансов и запаздывал с исполнением срочных заданий. Это все и было основанием в том, чтобы иногда ОГПУ было недовольным деятельностью Бернштейна и иногда выражало ему по этому поводу свое недовольство через посредство тех резидентов, где он бывал. Так, например: в Берлине Бернштейн был связан со Степановым и Вустремом (он же Лобанов), которым он и передавал результаты своей работы во время своих приездов в Берлин. От них же Бернштейн получал инструкции, деньги и материалы.

В лицо Бернштейна я не знаю, несмотря на то, что он бывал у нас в полпредстве.

По поводу организации «Комитет спасения Родины» я могу объяснить следующее: в действительности, такового комитета не существовало, как не существовало и тех организаций, кои были созданы для провокационных целей ОГПУ Комиссаровым, Акацатовым, Брауде, Артемием Балиевым, Михайловым, Арзамасовым и другими секретными сотрудниками.

Документы о «Комитете спасения Родины» были составлены в Харькове и в Москве совместно и отправлены Дукельскому в Одессу и Степанову в Берлин. Через Михельсона и Виленского эти документы должны были быть распубликованы в зарубежной прессе, а через Степанова они должны были быть переданы в американскую прессу для Германа Бернштейна. Последний и исполнил приказание Степанова (настоящая фамилия Артур Идельсон, кличка «Артур»), под фамилией же «Степанов» он занимал официальную должность под фиктивным названием — должности председателя Комиссии по приемке и сдаче оружия интернированного корпуса Гая.

Михельсон и Виленский по рекомендации Бернштейна и по приказу Дукельского воспользовались услугами Артемия Балиева, который был связан с различными белыми антисоветскими организациями в Константинополе.

Артемий Балиев именовал себя полковником и исполнял все поручения Виленского и Михельсона, а также их помощника Пельцера по помещению в заграничной прессе дезинформационных материалов ГПУ.

Артемий Кириллович Балиев является родственником известного владельца театра — Никиты Балиева.

Артемий Балиев получал определенный гонорар за свою работу, однако же работой Балиева ГПУ не всегда было довольно, так как последний, точно так же, как и Бернштейн, мнил себя журналистом и потому пытался исправлять полученные из Москвы и Харькова документы и статьи.

ГПУ за подобные действия строго карало своих секретных сотрудников, вроде Балиева, Бернштейна и других так называемых «журналистов», лишая, впредь до изменения работы в желательном для ГПУ направлении, гонорара и авансов. Такие дисциплинарки всегда весьма хорошо действовали на провинившихся, и все эти «журналисты» немедленно исправлялись и точно исполняли все приказания наших центров, печатая все без всяких изменений.

Бывали случаи, при спешке работы, что фальсифицированные материалы изготовлялись не в центрах, а каким-либо пограничным ГПУ, например, Семеном Дукельским. Ввиду недостаточной интенсивности и слабого умственного развития наших руководителей в ГПУ, особенно в провинции, естественно, составляемые ими статьи и материалы не всегда удовлетворяли центр. Я сам неоднократно издавал циркулярные распоряжения, коими предписывал своим зарубежным резидентам не печатать без ведома и согласия центров никаких сведений и материалов.

Журналисты, имеющие связи с заграничной прессой, пользовались всегда возможностью вымогательства денежных средств с обеих сторон, это походило на обыкновенный шантаж, и резиденты почти всегда должны были соглашаться на требования журналистов — секретных сотрудников.

Особенно беспринципен в этом отношении были Герман Бернштейн, Горвиц-Самойлов, пользовавшийся своим родством с Оклянским и работавший у последнего в качестве секретаря и некий доктор Полини, работавший по Константинополю и имеющий громадные связи.

[...]Особенно шантажировали нас эти журналисты при заключении сделок о подкупе правых газет.

Некоторых журналистов за их чрезмерные вымогательства и шантаж потом предполагалось завлечь в советскую Россию и там расстрелять. Насколько я знаю, Бернштейну было выдано за [19]21-й год около 17 000 золотых руб., дальнейшая выдача производилась Москвой после моего командирования в Берлин, и я о них не знаю.

Такие же фиктивные организации, как «Комитет спасения Родины» были созданы как в СССР, так и за границей указанными выше секретными сотрудниками (Комиссаровым и другими): «Анонимный монархический центр», являющийся центром работы в России, «Великий Князь Андрей Владимирович», созданный Арзамасовым и Трилиссером «Орден офицеров Императорских российских войск», в котором деятельное участие принимал Михайлов и Брауде, а также Горвиц-Самойлов и именующий себя полковником эсер Анисимов, а также некий Эльский-Яблонский — резидент Коминтерна. Указанные выше журналисты, кроме разработок монархических вопросов, которые были бы освещены в заграничной прессе так, чтобы вызвать ненависть со стороны общественного мнения к монархистам всех стран, особенно эмигрантам, обязаны были путем печати распространять данные и материалы, указывающие на погромную деятельность всех монархистов, особенно русских, и всячески разжигать ненависть друг к другу этих двух народов.

Все же факты, касающиеся стихийных еврейских погромов, производимых красноармейцами, буденовцами и вообще большевиками — всячески затушевывать, передергивая даты и перенося всю ответственность за устройство еврейских погромов на монархические организации и белые армии.

 

Ввиду того, что отсутствие моральных качеств у Бернштейна заставило его американских товарищей посторониться, мы, по его просьбе, для придания ему веса в заграничной прессе, передавали ему также изредка и настоящие материалы, которые он и помещал в прессе, доказывая тем, что он не «большевик».

По поводу представленных при сем документов, а именно:

1) Документ ВЧК (Всероссийской чрезвычайной комиссии) за №29370/с (секретный), подписан Михаилом Трилиссером, на имя Дукельского.

2) Документ ВЧК за №29901/с от 4 января 1922 года, подписан Михаилом Трилиссером, на имя Раковского.

3) Документ ВЧК за №29903/с (секретный), подписан Михаилом Трилиссером, на имя Манцева, председателя ВУЧК (Всеукраинской чрезвычайной комиссии) от 5 января 1922 года.

4) Документ ВЧК за №30102/с (секретный) от 11 января 1922 года, подписан Михаилом Трилиссером, на имя Евдокимова — начальника Центрального управления всех Особых отделов Юж[ного и] Юго-Западных фронтов.

5) Документ ВЧК за №30103/с (секретный) от 11 января 1922 года, подписан Михаилом Трилиссером, на имя Евдокимова — начальника Центрального управления всех Особотделов Юж[ного и] Юго-Западных фронтов.

6) Документ ВЧК за №34102/с (секретный) от 3 февраля 1922 года, подписан Михаилом Трилиссером, на имя Раковского.

7) Документ ВЧК за №34964/с (секретный), подписан Михаилом Трилиссером, на имя Манцева, председателя Всеукраинской чрезвычайной комиссии, от 12 февраля 1922 года.

8) Документ ВЧК за №34969, подписан Михаилом Трилиссером, на имя Манцева (председателя ВУЧК) от 13 февраля 1922 года.

9) Документ ВЧК за №41240/ф (финансовый), на имя Манцева (председателя ВУЧК).

10) Дело Секретно-оперативного управления ВУЧК (Всеукраинской чрезвычайной комиссии) по форме №16 за декабрь 1921 года, январь, февраль, март 1922 года, заключающее в себе 89 страниц.

11) Дело Полномочного представительства ГПУ (Государственного политического управления на Правобережной Украине [...]

По предъявлении мне документов (предъявлены 9 документов) Всероссийской чрезвычайной комиссии (ВЧК) за январь, февраль и март месяцы 1922 года, объявляю:

1. Документ 2 января 1922 г. за №29370 (с[овершенно] секретный) подписан Михаилом Трилиссером, на имя Дукельского был выписан по следующему поводу: разосланные мною, Дукельским, Манцевым и Трилиссером заграничные резиденты, вопреки всякой конспирации стали быстро обращаться в каких-то чиновников и, будучи размещены для сокрытия их работы в различные дружественные нам организации, редакции и торгово-промышленные заведения, стали переписываться между собой и с нами на бланках тех учреждений и мест, где они служили, и некоторые даже подписывались своими настоящими именами. Поэтому и произошло много досадных провалов: так, некоторые правительства, особо интенсивно наблюдающие за тайной работой большевиков (напр[имер], Польша, Румыния и Венгрия), очень жестоко расправлялись с нашими резидентами. Это обстоятельство и вызвало описанное выше циркулярное письмо.

2. Документ за №29901 (с[овершенно] секретный) заключает в себе сообщение начальника Закордонной части Иностранного отдела Всероссийской чрезвычайной комиссии Трилиссера на имя Раковского, особенно домогавшегося приезда Бернштейна в СССР, о том, что в интересах порученной ему, Бернштейну, работы оперативно-агентурного характера приезд последнего является нежелательным по соображениям, о каковых я упоминал выше, т[о] е[сть] для избежания расшифрования его связи с нами. В этом же документе указывается, что переданная связью Бернштейна отчетность подлинна. По этому поводу должен объяснить, что указанные выше журналисты: Алмазов, Бернштейн, Горвиц-Самойлов, Брайтман представляли нашим резидентам (в частности, Степанову) большое количество фиктивных отчетов, которые мы были принуждены удовлетворять, так как считали работу этих журналистов, благодаря их мировым связям, в особенности в еврейской прессе, чрезвычайно ценной. Таким образом, если отчетность резидента по выдаче гонораров и оплата отчетов этим журналистам бывала подлинна, то это вызывало удивление.

3. В документе №29903 (с[овершенно] секретный) от 5 января 1922 г., между прочим, Трилиссер сообщает Манцеву, что, как мною было выше указано, провинциальное ГПУ, вроде одесского во главе с Дукельским, пыталось помещать через свою связь и Бернштейна собственную отсебятину, не санкционированную центром, вследствие чего нарушался контакт единой работы иностранных отделов ГПУ. Трилиссер и добился в конце концов того, что все фальсифицированные данные должны представляться в центр для утверждения.

4. Документ №30102 (с[овершенно] секретный) от 11 января 1922 года. В нем сообщается Евдокимову о том, что Дукельский проектирует прекратить отпуск средств Балиеву из связи Арзамасова и Комиссарова ввиду того, что они помещают в зарубежной прессе материалы, переданные им через резидентов Виленского и Михельсона. Однако Балиев, требуя себе гонорар, в свое оправдание представил ряд газет, в которых были помещены сведения, переданные ему и Бернштейну из Москвы о фиктивном «Комитете спасения Родины» без изменения.

Так как автором этих сведений был Дукельский, то Трилиссер обращает внимание его начальника — Евдокимова — на то, что Дукельский недостаточно умно составил эти документы и что поэтому впредь он должен свои фабрикаты представлять для редактирования в центр, а не посылать непосредственно Бернштейну или другим журналистам.

В результате письма за №30102/с было разрешено Балиеву выдать вознаграждение, причем в этом же документе указано, что как Балиев, Виленский, так и Михельсон объясняют свои большие счета тем, что как журналистам, так и связям Бернштейна приходится платить чрезвычайные гонорары и оплачивать их «расходы».

Тут же указывается на то, что Балиев в Константинополе постепенно терял доверие среди эсеров и монархистов и что его необходимо было бы переместить в какой-либо европейский центр, оставив в Константинополе для связи с Бернштейном доктора Полини, а также мелких секретных сотрудников Брауде и Михайлова.

5. Документ от 11 января 1922 года за №30103 (с[овершенно] секретный), в коем указывается Трилиссером, что для нужд дезинформационного отдела необходимо заказать за границей фальшивые бланки московских учреждений, а также образцы подписей, бланков и печатей — эмигрантских, социалистических и монархических организаций. Делалось это для фальсификации и для помещения в соответствующих газетах фальшивых материалов, для введения в заблуждение общественного мнения относительно действительных целей и задач указанных выше организаций, [а] также большевиков. Как видно из этого документа, в этом отношении должны были работать Дукельский, Виленский и Михельсон.

6. Документ за №34102 (с[овершенно] секретный) указывает, что отчетность связи Бернштейна и счета по организации Михайлова и Арзамасова были произведены без ведома наших резидентов, и потому Трилиссер отказывается принять эту отчетность. Вместе с тем он просит Раковского назначить члена его коллегии в комиссию, которая должна прекратить расходование полномочными представительствами сумм самостоятельно, без ведома и согласия наших резидентов, присваивая функции наших резидентов.

7. Из документа №34964 (с[овершенно] секретный) от 12 февраля 1922 года видно, что на оперативную работу тратятся средства одновременно Коминтерном и нашими резидентами, причем такие лица, как Герман Бернштейн, Акацатов, Комиссаров и другие пытались получить, а в некоторых случаях и получали, за одну и ту же работу из всех этих источников, причем одно ведомство не знало об отпуске этих сумм из другого ведомства, что умышленно скрывали указанные выше лица.

Трилиссер даже отмечает подобное «моральное разложение этих сотрудников». Кроме того, он вторично подчеркивает необходимость помещения в прессе материалов без всяких изменений и требует, чтобы Дукельскии прекратил свои претензии на Бернштейна: так как им руководит только Москва, которая только и распоряжается кредитами Германа Бернштейна.

8. В документе за №34969 от 13 февраля 1922 года указывается на осложнения в работе Бернштейна, вызванные тем, что Бернштейн требовал всегда вперед авансы, а мы ему выдавали деньги лишь за исполненную работу. Поэтому мы не всегда могли утвердить его счета и отчеты по реализации валюты, которые пересылались ему через Германию в инфляционное время.

Вопрос о существовании «Комитета спасения Родины» предложено было Трилиссером углубить, но Трилиссер не хотел этого делать по плану Манцева, предполагавшего эту кампанию провести только через Бернштейна, так как Москва думала провести всю эту операцию при помощи и других журналистов, а не одного Бернштейна, на которого были возложены и другие секретные задания.

9. Документ №41240/ф (финансовый). Бернштейн получал фальсифицированные материалы, отлично знал, что они подделаны в ГПУ, так как с ним по этому поводу всегда велись предварительные переговоры и он давал советы по поводу редакции данных статей. Из этого документа видно, какие огромные гонорары получал Бернштейн (17 000 зол. руб.).

Необходимо отметить, что как Бернштейну, так и другим купленным журналистам, приказано было помещаемые ими статьи в пользу Советов не подписывать своей настоящей фамилией или литературной кличкой, вместе с тем им было предписано изредка помещать, для симуляции и маскировки их действительной работы, статьи, направленные против Советов, каковые статьи эти купленные журналисты, в том числе: Алмазов, Бернштейн и другие — обязаны были подписывать своей настоящей фамилией или литературной кличкой.

Все указанные выше документы мне известны по моей работе в руководящих органах ГПУ за границей. Документы эти являются незначительной частью того огромного числа материалов, инструкций, сводок, циркуляров и переписок, ко [торые] проходили через те канцелярии и учреждения, во главе которых я стоял в течение 8 лет.

Под моим руководством составлялись также агентурно-информационные сводки секретно-оперативного управления ВУЧК (Всеукраинской чрезвычайной комиссии) по форме Е 16 за декабрь [19]21 года, январь, февраль, март 1922 г., а также на основании моих сводок составлялись обзоры о положении за кордоном (в частности, и обзор №4), от имени Полномочного представительства ГПУ на Правобережной Украине, полномочным представителем коего был указанный мною выше Евдокимов, а начальником Оперативного отделения — Савельев.